отрывок из книги "Война, любовь и психология"
Итак, бабушка оставалась в осажденном Ленинграде с мужем и маленьким Геней. Есть было нечего, дедушка болел и умирал от голода – он уже не вставал. Бабушка всеми силами старалась поддержать его и Геню, но еды практически не было, она покупала продукты на деньги, которые присылал отец с фронта, но это были крохи, конечно, хотя он посылал все, что получал как офицер. Чтобы не дать дедушке и Гене умереть от голода, бабушка, во-первых, экономила на себе – она практически ничего не ела, отчего к описываемому моменту находилась в последней степени дистрофии. А еще она продавала оставшиеся от моего отца вещи и покупала продукты. Но поскольку продукты в осажденном Ленинграде были самым дефицитным товаром, то это тоже помогало не много. Но бабушка делала все, что могла. Понимая, что так долго не продержаться, и что когда-нибудь она может просто не вернуться домой, умерев где-нибудь на улице, бабушка собрала два чемодана вещей, передала их соседке и попросила ее, в случае, если с ней, с бабушкой, что-нибудь случится, увезти Геню в эвакуацию к Мусе, а эти собранные вещи постепенно продавать, чтобы кормить Геню в пути. Еще она надела Гене на шею медальон с его данными, а также адресом его сестры Муси в г.Пугачев Саратовской области, где она была в эвакуации, и старшего брата – моего отца – на фронте. И однажды бабушка действительно не вернулась, но не потому что умерла, - она была арестована «за спекуляцию» - то есть за то, что она меняла вещи на продукты. Ей дали 10 лет лагерей. Уже после войны она подробно рассказала об этом своим детям. Из их воспоминаний: «Мама говорила, что, если бы она была с папой – он бы не умер. В тюрьме мама подвергалась унижению – еврейка, спекулянтка. Истощённых до предела заключённых вывезли в товарных вагонах на большую землю и выгрузили перед какой-то станцией. Многие вообще не могли двигаться и умирали тут же. Кто посильнее, в том числе и мама, шли в близлежащий лес, там находили клюкву и бруснику…Мама говорила, что её спасла жажда жизни и желание увидеть детей, «не верила, что умру, надеялась!». Потом всех оставшихся в живых почему-то отпустили. Она добралась туда, где была в эвакуации дочь Муся – в г.Пугачев Саратовской области. И они жили там, не имея никакой возможности узнать о судьбе Гени. На то, что дедушка жив, бабушка, наверное, и не надеялась – он уже находился при смерти, когда бабушка видела его в тот последний день, перед арестом. Бабушка только надеялась, что соседка сделала то, о чем она ее просила – увезла Геню в эвакуацию, и когда-нибудь, может, после войны, они его найдут. Как выяснилось много лет спустя, дедушка действительно скоро умер - на глазах у маленького Гени, соседка забрала Геню и приготовленные чемоданы, и отправилась с ним в эвакуацию, как имеющая ребенка. Но на какой-то станции она сошла и исчезла, видимо, вместе с чемоданами.
Из показаний Горфункеля Генриха Лейбовича (Геня), переданных в организацию YAD VASHEM, Иерусалим, 24 декабря 1996 г. : «Хорошо помню, что я стоял перед умирающим отцом, который смотрел на меня и что-то говорил. Кто-то взрослый меня увел, это была жиличка Аня, которую с грудным ребенком вселили в нашу комнату. В то время больной отец и я 4 лет остались одни, т.к. маму арестовали по подозрению в спекуляции. Уходя, она просила жиличку присмотреть за нами. Еще просила, если она не вернется, а папа умрет, чтобы Аня отвезла меня в г.Пугачев Саратовской области к старшей сестре….. Папа вскоре умер. Жиличка, ребенок которой умер еще раньше, собрала вещи и вместе со мной села в направляющийся на юг поезд. Где-то по дороге она сошла одна, а я доехал один, видимо, до Краснодара. Помню, что ехал в вагоне, мне давали хлеб, гладили по голове. Потом меня расчесывали, наклонив голову над бумагой, на которую сыпались маленькие желтые червячки, и мне было интересно наблюдать за их движением по бумаге… Еще помню, что был во дворе или на площади, вокруг много людей с мешками, телеги с лошадьми… Хорошо помню, что долго ехал с двумя женщинами по проселочной дороге, кругом были поля… В темноте въехали в какую-то деревню, и меня на руки взяла женщина… Потом другая женщина вела меня за руку по хутору в другой двор…»
Из показаний Сластениной Марии Львовны (Муся), переданных в организацию YAD VASHEM, Иерусалим, 16 ноября 1996 г.: «…Гену отдали в детский дом села Ново-Щербиновка (Краснодарский край) , как ребенка, потерявшего родителей. В это время Краснодарский край занимала немецкая армия. Воспитательница этого детского дома Тося решила с младшей сестрой Милой увезти еврейского мальчика от немцев (впоследствии она мне говорила, что еврейских детей немцы сразу отправляли в концлагерь). Тося повезла Гену в Туапсе и всю дорогу учила выговаривать слово «кукуруза», т.к. он в детстве грассировал звук «р». До г.Туапсе они доехать не успели, т.к. немцы перехватили беженцев и приказали всем возвращаться на свое прежнее место. Тося на обратном пути отдала Геночку какой-то старушке, т.к. боялась, что в Ново-Щербиновке за ним придут из полиции, которая могла узнать имена детей, зарегистрированных в детском доме. Так оно и случилось. К моменту ее возвращения уже были составлены списки лиц, подлежащих аресту. К Тосе трижды приходили «за жиденком», но она заверила полицаев, что он по дороге умер. О том, что мой младший брат находится в детском доме села Ново-Щербиновка, я узнала из телеграммы этой воспитательницы Тоси. Адрес она нашла в медальоне, повешенном мамой на шею ребенка, в котором была записка с моим пугачевским адресом и адресом старшего брата Павла Лейбовича Горфункеля, находившегося на фронте. Но поехать за Геной по указанному адресу я уже не могла, т.к. Краснодарский край уже частично был оккупирован немецкой армией…»
Так и остался Геня в оккупированном немцами Краснодарском крае. Старушка, которой воспитательница Тося передала Геню, увезла его в свой хутор, где он в конце концов был взят к себе одной женщиной, Верой Максимовной Бурячок. Она была одинокой доброй женщиной, приютила Геню как родного, и делала все, чтобы уберечь его от немцев, понимая, что если они найдут этого еврейского мальчика, то сразу убьют его. Поэтому она составила ему «легенду» и заставляла ее заучить. «Главное воспоминание – о том, как учили меня правильно отвечать, если чужие люди будут спрашивать. Она мне говорила: «Если спросят «Где твой батька?», говори «Батьки нету», а спросят «Кто твоя мамка?», говори «Моя мамка Вера», а спросят «Как твоя фамилия?» - говори «Бурячок», а про мамку в Ленинграде молчи, и про Ленинград молчи, а то дядька заберет». Помню, что уроки были не зря: я действительно отвечал какому-то мужчине, что батьки нет, а мамку зовут Вера. Но все-таки на меня не надеялись, и уводили к соседям, когда надо было спрятать от посторонних глаз. Я помню, что ночевал в других хатах, спал на лавке или на печи…»
Так Геню берегли всем хутором до 1943 года, когда пришли наши войска. Вера Максимовна была очень одинокой женщиной: «раньше у них была большая, дружная, работящая семья, много братьев и сестер, нужды не знали. Но в 30-е годы их семью раскулачили, отняли дом и все имущество, отца, мать, братьев и сестер выслали за Урал. Она одна из всей семьи осталась на Кубани с мужем, который не то бросил ее, не то умер… Больше семьи у Веры Максимовны не было». Конечно, она привязалась к Гене, полюбила его как родного, и когда пришли наши войска – усыновила его.
Из показаний Сластениной Марии Львовны (Муся): «Лишь в 1943 году, когда эта территория была освобождена от немцев, мама решилась послать меня на поиски младшего брата. В то время проехать через всю страну без пропуска было невозможно. Поэтому я написала письмо товарищу Сталину о том, что мой младший брат потерян, а от старшего нет писем с фронта, и просила помочь нам с мамой в розыске младшего брата».
Честно говоря, когда я читал эти документы из нашего архива, это обращение к Сталину выглядело в моих глазах таким наивным – с учетом количества таких обращений, которое в то время наверняка было огромным. Поэтому продолжение меня просто поразило:
«Буквально через десять дней я получила ответ за подписью Лурье (?), в котором говорилось, что мне выдадут пропуск для бесплатного проезда по Краснодарскому краю и предписание местным властям оказывать мне содействие».
Объездив множество сел Краснодарского края, Муся в конце концов нашла брата.
«Я пришла во двор Веры Максимовны утром, но она уже была в поле. Геночка еще спал. На столе был приготовлен целый набор прекрасных продуктов, которых в голодном Пугачеве не видели несколько лет: отварная курица, молоко, сметана, масло, каравай белого - местной выпечки – хлеба. У меня разбежались глаза и слюнки потекли. Мне мама дала в дорогу несколько кусков черного хлеба и несколько луковиц, чтобы менять в пути на продукты. Когда я разбудила братишку, он меня не узнал. Вскоре прибежала с поля Вера Максимовна, которой, пока я шла до ее хаты и расспрашивала людей, уже передали, что приехали забирать ребенка. Она встретила меня очень агрессивно и не хотела отдавать мальчика, ссылаясь на то, что он ко мне не признается. Гена на мои вопросы, знает ли он меня, отвечал на чисто украинском языке: «Ни, наша Муся красна была, во яки косы были, а ты нэ гарна». Но когда я показала ему фотографии родителей и наши со старшим братом, он схватил мамину фотографию и закричал: «Вези мэна до мамы, до ридной мамы!». Вера Максимовна была очень расстроена и пыталась меня уговорить оставить братишку хотя бы на время: «У вашей мамы уже и так есть двое, а мэнэ никого нема. Да и голод там у вас в Ленинграде, исты нэчего, а у нас все есть. Нехай хлопец поживет у мэнэ еще, а потом заберете после войны». Она собрала нас в дорогу. Положила в мешок много прекрасных продуктов, по тем временам целое богатство: две жареные курицы, вареные яйца, огурцы, помидоры и два каравая белого хлеба Потом договорилась в колхозе, чтобы дали машину до г.Тимашовска. Она проводила нас до машины и плакала, прощаясь с ребенком».
Вот такая история приключилась с Геней, пока его брат – мой отец – был на фронте. Могу только представить радость отца, когда он получил письмо о том, что Геня нашелся.
Геня, конечно, никогда не забывал Веру Максимовну, которую считает своей второй мамой. Он несколько раз приезжал в тот хутор, много помогал Вере Максимовне по хозяйству, его встречали всегда очень радостно, все рады были видеть его, того маленького еврейского мальчика, которого они спасали в годы войны от фашистов. Когда Гене было около 30 лет, он женился на Инне, и они вместе тоже ездили туда, там им устроили прямо настоящую свадьбу. Вера Максимовна тоже несколько раз приезжала в Ленинград, погостить у Гени с бабушкой, и они показывали ей город. Также она приезжала, когда у Гени с Инной уже были дети. Умерла Вера Максимовна в 1992 году.
После ее смерти Геня и Муся обратились в Израильскую организацию YAD VASHEM, которая, в том числе, собирает сведения о людях, спасавших евреев в годы войны. Они описали всю эту историю, переписка продолжалась 2 года. В 1999 г. Геня получил письмо из этой организации, что Вере Максимовне присвоено звание «Спаситель мира» (это звание присваивали всем, кто участвовал в спасении евреев во время войны), Геню пригласили в посольство Израиля в Москве (им с Инной даже оплатили все расходы по поездке), там их встретили, повезли в синагогу на Поклонной горе, где было торжество, посвященное этим награждениям – было около 20 награждений. Гене вручили свидетельство о присвоении Вере Максимовне этого звания и медаль, которые до сих пор хранятся у него. Потом выступил «Хор Турецкого» с еврейскими песнями, Геня мне рассказывал, что было очень хорошее, душевное мероприятие.
«По характеру Вера Максимовна была тихая, скромная, незаметная и какая-то спокойная, никогда не раздражалась, не сердилась, не кричала. Добрая и ласковая, она, видимо, очень любила детей, которых не надеялась уже иметь. Потому и взяла меня, беспризорного ребенка… В отношениях с другими была добра и приветлива, неспособна была кого-нибудь обмануть или обидеть. Сама она не унывала. Не помню, чтобы она была хмурой, мрачной, в плохом настроении. На лице почти всегда была добрая улыбка. Когда рассказывала мне про свою жизнь, никогда не жаловалась на судьбу, никого не осуждала, ни о чем не жалела. Наоборот, говорила, что всем довольна, жизнь у нее хорошая, никто ее не обижает…»
О судьбе героев: Геня (Генрих) и его жена Инна живы, у них двое взрослых детей и внучка.
Comments